В Программе патриотического воспитния граждан на 2011-2015гг особо выделена задача углубления знаний о событиях, ставших основой государственного праздника России – Дня народного единства.
Многовековая история нашей страны изобилует периодами смуты, вражеских нашествий, путчей и переворотов, от которых прежде всего страдал народ. Но всегда вопреки распрям и междоусобице русские люди находили в себе силы выстоять в лихолетье и победить. В 1612 году, пожалуй, впервые в истории Российского государства именно народ так мощно и сплоченно выступил на защиту свободы и суверенитета своей страны.
В начале XVII Русское царство переживало национальную трагедию: речь шла о сохранении его государственности. Эти годы вошли в отечественную историю как Смутное время, Смута. В те годы страна, раздираемая внутренними потрясениями — неурожаями и крестьянской войной под руководством Ивана Болотникова, появлением на политической сцене самозванцев Лжедмитрия I (Григория Отрепьева) и Лжедмитрия II (Богданки), — подверглась интервенции со стороны Речи Посполитой (Польши и Литвы) и Шведского королевства.
В 1601-1602 годах страну постигли сильные неурожаи. Невиданные размеры принял голод, отягчавшийся быстро распространявшейся эпидемией холеры. На окраинах зрело недовольство политикой центра. Особенно неспокойно было на юго-западе, где на пограничье с Речью Посполитой скапливались массы беглецов, возникла благоприятная среда для развития самозванческой авантюры. Стали приходить известия о появлении в польских пределах якобы спасшегося от убийц царевича Дмитрия. Это был беглый монах московского Чудова монастыря Григорий Отрепьев, до монашества служивший у бояр Романовых.
Монах-расстрига нашёл себе влиятельных покровителей среди польской знати. Магнаты помогали Лжедмитрию собирать отряды для похода в Москву.
В конце октября 1604 года Отрепьев вторгся в Черниговщину, где его поддержали беглые. Началось продвижение к Москве. В апреле 1605 года умер Борис Годунов. Правительственные войска перешли на сторону самозванца, который в июне въехал в Москву.
Однако действия его одобрения у народа не вызвали. Непочтительное отношение к православной церкви, женитьба на католичке Марине Мнишек, злоупотребления прибывших с Григорием поляков привели к восстанию, одним из организаторов которого был Василий Шуйский. Отрепьев пытался бежать, но был схвачен заговорщиками и убит. Новым царём стал Шуйский (1606-1610).
Но население юго-запада страны отнюдь не питало симпатий к новому царю. Путивль становится центром нового восстания, военным вождём - Иван Болотников. Весной 1606г. повстанцы начали осаду Москвы, но сил у болотниковцев не хватало. К тому же москвичи не верили Болотникову и сохранили верность Василию Шуйскому.
В июле 1607г. в западнорусском городе Стародубе объявился Лжедмитрий II, который тоже двинулся к Москве. Весной 1608 года новый «Дмитрий» дошёл до столицы российского государства, но взять её не смог и обосновался в Тушино под Москвой.
Образовался новый двор, куда сбегались все недовольные правлением Василия Шуйского. Опорой нового двора были многочисленные наёмные отряды из Польши и донские казаки.
Итак, в России возникли два правительственных центра: в Московском Кремле и Тушино. Оба царя имели свой двор, Боярскую думу, патриарха. Нового царя поддержали многие посады и посылали ему своих людей. Но в Тушино преобладала польская сила. Поляки стали осаждать Троицко-Сергиеву лавру, чтобы организовать блокаду Москвы.
Василий Шуйский решил заключить договор о военной помощи со Швецией. Ему удалось добиться успеха, и Лжедмитрий II бежал в Калугу. Большинство тушинских бояр обратились к польскому королю с просьбой посадить на российский престол королевича Владислава.
Польский король начал наступление на Россию и осадил Смоленск. Героическая оборона Смоленска могла бы переломить ход событий, но под Клушино соединённые силы московского царя и шведов были разбиты.
Разгром войска Шуйского повысил авторитет Лжедмитрия II, которого продолжало поддерживать население ряда городов и уездов. Он собрал свои отряды и, подойдя к Москве, расположился в Коломенском. Спешно был созван Земский собор, который низложил Василия Шуйского. Власть в Москве перешла к Боярской думе во главе с семью наиболее видными боярами. Это правительство стало называться Семибоярщиной, в нём лидировал Фёдор Милославский.
Страна оказалась в тяжелейшем положении. Смоленск осаждали поляки, Новгород был под угрозой захвата шведами. В этой сложной ситуации между московскими боярами и тушинцами было достигнуто соглашение: просить на престол польского короля Владислава.
«Седмочисленные бояре» в ночь на 21 сентября 1610 года впустили за стены Кремля и Китай-города 8-тысячное польское войско во главе с гетманом Станиславом Жолкевским. Шло великое разорение земли Русской.
Центром борьбы с иноземцами становится Рязанская земля. Здесь было создано ополчение, во главе которого стояли П.Ляпунов, князья Д.Пожарский и Д.Трубецкой. Основу отрядов, двинувшихся к Москве, составляли местные дворяне, дети боярские, стрельцы, казаки. Они были уже на подходе к столице, когда 19 марта 1611 года увидели сполохи подожжённого города. Это была упреждающая месть польско-литовского гарнизона. По подсказке своих сторонников в Боярской думе, польско-литовское войско приложило немало усилий, чтобы сжечь Замоскворечье, где находилась Стрелецкая слобода, окруженная деревянной стеной. «Этот пожар всё разорил, погубил великое множество людей. Великие и неоценимые потери понесла в тот час Москва». Войдя в город в качестве друзей, от которых ждали совместных действий против самозванца в Калуге, всего полгода спустя поляки и литовцы превратились в ненавидимых оккупантов.
25 марта 1611 года передовые отряды земского ополчения встали за Москвой-рекой у Симонова монастыря. 1 апреля они осадили Москву. Но сил ополченцев, оставшихся без поддержки московских стрельцов и посада, не могло хватить на то, чтобы организовать планомерное окружение города. Кроме того, мешали внутренние противоречия. Дворяне стали покидать войска, казаки теряли авторитет в глазах народа.
Затем пальма первенства в организации ополчения перешла к Нижнему Новгороду.
Создание второго земского ополчения началось в Нижнем Новгороде с обращения в день 1 сентября 1611 года земского старосты Кузьмы Минина к «миру», то есть землякам, «помочь Московскому государству» — взяться за оружие ради освобождения захваченной поляками Москвы: «Православные люди! Коли нам похотеть подать помощь Московскому государству — не пожалеем животов наших, да не токма животов, дворы свои продадим, жен, детей в кабалу отдадим; будем бить челом, чтоб шли заступиться за истинную веру и был бы у нас начальный человек. Дело великое мы совершим, если нам Бог благословит, слава нам будет от всей Земли Русской, что от такого малого города произойдет такое великое дело. Я знаю, только мы на это дело подвигнемся — многие города к нам пристанут, и мы вместе с ними дружно отобьемся от иноземцев».
Этот призыв был горячо поддержан горожанами: «Ты, Кузьма Захарьевич, будешь старшой человек. Отдаемся тебе на всю твою волю...».
Началось формирование народной рати и сбор средств на правое дело — освобождение первопрестольной Москвы от поляков. На пост главного воеводы ополчения нижегородцы пригласили князя Дмитрия Михайловича Пожарского, одного из руководителей первого земского ополчения и неудачного восстания москвичей против поляков.
В результате неутомимой деятельности «выборного человека всею землею» Кузьмы Минина, выходца из «молодших торговых людей», и воеводы Дмитрия Пожарского, князя «худородного», к началу февраля 1612 года земское ополчение достигло 5 тысяч ратников. Основу его составили ополченцы-нижегородцы, служилые дворяне со Смоленщины, стрельцы и казаки.
На освобождение столицы Русского государства земская рать выступила из Нижнего Новгорода под колокольный звон в начале марта 1612 года. Хорошо вооруженное и обученное ополчение двинулось в поход по правому берегу Волги через Балахну, Юрьевец и Решму. Погода торопила, наступала весна, грозя дорожной распутицей.
Народную рать всюду встречали под звон колоколов, торжественно и с радостью. Войско Минина и Пожарского росло с каждым днем, население городов и сел снабжало ополчение продовольствием, пополняло его казну.
По пути князь-воевода Дмитрий Пожарский отдельными отрядами занимает города Кострому и Суздаль. В начале апреля 1612 года ополчение вступило в Ярославль, горожане которого оказали ему самый торжественный прием. Ополчение задержалось здесь на целых четыре месяца. Нужно было пополнить свои ряды людьми, казну — деньгами, укрепить связи с северным Поморьем, волжскими городами и Сибирью, обезопасить себя от возможных ударов шведов, захвативших Новгород, и разбойных отрядов бывших тушинцев.
Началось длительное «ярославское стояние». Летописец скажет: «Поход же их замешкался». За это время ополчение приняло стройную военную организацию. Пешие ратники объединялись в полки, а конные — в сотни. Во главе полков встали опытные воеводы, в сотнях — сотники. Князь Пожарский поддерживал строгую дисциплину, став образцом справедливости по отношению к воинам.
Особой заботой Кузьмы Минина, заведовавшего денежными делами, и князя Дмитрия Пожарского было вооружение ополченцев. Из Ярославля во все города, не занятые поляками и шведами, рассылались грамоты, которые призывали людей вступать в ополчение и присылать оружие, «наряд» (артиллерию) и порох для «огненного боя». В Ярославле было организовано производство копий, бердышей, рогатин и доспехов. Здесь огромную помощь Минину и Пожарскому оказали ярославский земский Григорий Никитников и богатый купец Надей Светишников.
С ополченцами воеводы и сотники проводили регулярные занятия по военному делу. Ратников обучали владеть в бою и огнестрельным (пищалями и пушками), и холодным оружием. В целом обстановка благоприятствовала формированию сильной земской рати — народного войска.
Нижегородское ополчение заметно отличалось организованностью и выучкой от остатков первого земского ополчения — подмосковных казачьих «таборов», во главе с атаманом Иваном Заруцким и князем Дмитрием Трубецким, которые, как могли, блокировали польский гарнизон, укрывшийся за стенами Кремля и Китай-города.
За четыре месяца пребывания в Ярославле ополчение более чем удвоилось численно. В него влились отряды служилых дворян из Вологды, Галича и замосковных городов. Подошли новые отряды служилых татар — поволжских, казанских и романовских. Царевич Араслан возглавил «сибирскую многую рать» из татар, казаков и стрельцов. В ополчение записывались стрельцы и «даточные люди» (военнообязанные крестьяне) из самых разных городов и дальних уездов. К великому делу освобождения Москвы присоединялись добровольцы из самых разных мест многонационального Русского государства.
Подмосковные «таборы», в которых шли внутренние раздоры, не раз отправляли к Минину и Пожарскому посланцев, которые неизменно встречались «ласково». И в итоге 17 казачьих атаманов со своими отрядами влились в ряды нижегородского ополчения, придя в Ярославль из-под Москвы.
Всего под знамена Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского в Ярославле собралось свыше 10 тысяч служилых поместных людей, до 3 тысяч казаков, не менее тысячи стрельцов, и множество «даточных людей», в своем большинстве участников партизанского движения «шишей» против иноземных завоевателей. Число их в документах не приводится. Это было сильное войско. Вместить всех ратников Ярославль не мог. Пришлось под городом построить два особых лагеря.
В Ярославле сформировалось земское правительство — «Совет всея земли». Работали Разрядный и Поместный, Посольский и Дворцовый (Большой), Судный приказы. Был создан Денежный двор: в Ярославле наладили чеканку русских денег.
Чтобы прикрыться со стороны шведов, завладевших Новгородщиной, князь-воевода Пожарский приказал в кратчайшие сроки восстановить полуразрушенные крепости у Тихвина и Белоозера. Тех местных жителей, которые отказывались участвовать в крепостных работах, «велено было вкинуть в тюрьму на месяц».
Предводители подмосковных «таборов», состоявшие в своей массе из казаков — беглых крестьян и холопов, увидели в Дмитрии Пожарском опасного для себя соперника. Властолюбивый атаман Иван Заруцкий решил расправиться с князем. В первом случае отравить его, то есть навести на него «порчу». Действительно, Пожарский стал страдать в то время «черным недугом».
Затем было организовано покушение, но подосланный Заруцким казак Стенька, пытавшийся в толпе нанести воеводе удар ножом, только ранил казака Романа, заслонившего собой Пожарского. Покушавшегося схватили и пытали; тот назвал своих сообщников.
Из Ярославля во многие города, прежде всего «украинные» (южные), были посланы грамоты, в которых действия атамана Ивана Заруцкого расценивались как ведущие «к погибели Московского государства». Боярину Лжедмитрия II с отрядом своих приверженцев пришлось спасаться бегством из подмосковных «таборов». Теперь командовать в них стал единоначально князь Дмитрий Трубецкой.
Завершить полностью подготовку второго земского ополчения к московскому походу Минину и Пожарскому не удалось. В июле 1612 года до Ярославля дошли вести о том, что король Речи Посполитой Сигизмунд III собрал, снарядил и отправил к Москве коронное 12-тысячное войско на помощь осажденному польскому гарнизону. Войском командовал опытный полководец гетман литовский Ян-Кароль Ходкевич.
Гетман учел опыт предыдущих боев на земле Московии и постарался укрепить свою армию пехотой. Король прислал ему полторы тысячи пехотинцев, многие из которых участвовали в осаде города-крепости Смоленска. В поход отправлялось около 8 тысяч запорожских казаков и «черкас» во главе с атаманами Заборовским, Наливайко и Шираем. Была установлена связь с польским гарнизоном Москвы, состоявшим из полков панов Будилы и Струся.
Замысел Ходкевича состоял в том, чтобы опередить нижегородское ополчение и привести в Москву огромный обоз с продовольствием, в котором так нуждались осажденные поляки. Гетман, соединившись с засевшими за стенами Кремля и Китай-города полками, мог чувствовать себя в русской столице, как в неприступной крепости, из которой выбить его было бы чрезвычайно трудно. Более того, король Сигизмунд III не оставлял планов захвата Московии, что он пытался осуществить и впоследствии.
Князь-воевода Дмитрий Пожарский не мог допустить соединения коронной армии с московским гарнизоном. Поэтому он без промедления объявил поход на Москву. 27 июля нижегородское ополчение выступило из Ярославля, разослав по городам гонцов собирать в полки всех ратных людей.
Ополчение сопровождал огромный обоз и артиллерия, что при плохих дорогах заметно сдерживало продвижение земской рати. Пожарский позаботился о разведке: передовые конные отряды Лопаты-Пожарского, Дмитриева и Левашова прикрыли смоленское направление, с которого должен был подойти литовский гетман Ходкевич.
В городе Ростове князя застали посланцы из Белоозера, которому грозили шведы. Пожарскому пришлось отправить туда Григория Образцова с отрядом в 500 — 600 человек.
В середине августа земская рать раскинула свой походный лагерь под стенами Троице-Сергиева монастыря, самого богатого и влиятельного на Руси. Здесь было получено известие от передовых отрядов о движении войска Ходкевича, приближавшегося к Москве по Смоленской дороге. Нижегородское ополчение ускорило свое движение.
Вперед был послан отряд стольника князя Василия Туренина, которому приказывалось встать в Москве у Чертольских (ныне Кропоткинских) ворот отдельно от казаков «таборов». Основные силы Пожарский приказал расположить у Арбатских ворот. Тем самым подходившему неприятелю перекрывался прямой путь к Кремлю. Такое решение воеводы Пожарского свидетельствовало о его желании сражаться до конца.
Дозорные, высланные вперед, провели рекогносцировку местности в районе Арбатских ворот. Предполагалось преодолеть оставшийся путь за два дня. Земское войско торопилось. На следующий день полки подошли к Ростокино, что в пяти верстах от столицы на берегу реки Яузы. Был дан приказ расположиться лагерем на ночлег. Тысячи костров запылали на яузских берегах.
Из «таборов» князь Трубецкой беспрестанно слал к Пожарскому гонцов, призывая его в свой лагерь. Подмосковные «таборы» располагались у Крымского двора (близ Крымского моста). Казаки провели под Москвой больше года и успели укрепить свой яузский острог высокими валами. Внутри их лагеря было много брошенных землянок, шалашей и изб.
Пришедшие из Ярославля ратные люди могли бы удобно расположиться в них, но Пожарский с Мининым решительно отклоняли предложения «казачьего боярина». «Совет всея земли», не доверяя казакам Трубецкого и атамана Ивана Заруцкого, решил с ними в одном месте не располагаться. Остатки первого земского ополчения не отличались дисциплиной, и потому могли повлиять на нижегородских ратников не самым лучшим образом.
На такое решение командования второго народного ополчения повлияло и то, что позиция у Крымского двора не годилась для предстоящего сражения. Она находилась в стороне от Можайской дороги, по которой к Москве подходило войско гетмана Ходкевича. Князь Дмитрий Пожарский решил расположить свою рать в западных городских кварталах, чтобы преградить неприятелю прямой путь к Кремлю.
Пожарский приказал сооружать земляные укрепления, рыть окопы для размещения стрельцов с «огненным боем». Часть пищальников расположилась на стенах Белого города. До поздней ночи ополченцы, в основном «даточные люди» (пожизненно военнообязанные крестьяне), сооружали деревянный острожек и рыли вокруг него глубокий ров. Много москвичей помогало ратникам.
Занятые ополченцами позиции были сильны тем, что они опирались на каменные стены Белого города, где были установлены пушки, и шли по Земляному валу, который господствовал над всей низиной, тянувшейся по направлению к Воробьевым горам. Пожарский, как командующий, предвидел, что гетман Ходкевич поведет наступление на Белый город от Новодевичьего монастыря, чтобы затем прорваться в Кремль.
Вот почему именно на этом направлении князь Дмитрий Михайлович сосредоточил свои главные силы и постарался как можно лучше укрепиться. Весь день он вместе со своими помощниками Кузьмой Мининым и князем Иваном Андреевичем Хованским занимался вопросами создания укрепленной позиции в городской черте сожженной Москвы.
Еще при подходе нижегородского ополчения к Москве князь Трубецкой выехал ему навстречу и вступил в переговоры с Пожарским и Мининым. Те вновь отклонили предложение предводителя подмосковных «таборов» объединить силы в единое войско при своем старшинстве в силу родовитости Трубецких. Свидание воевод закончилось безрезультатно.
Князя Трубецкого, как аристократа, возмутило то, что с ним на равных в переговорах участвовал посадский человек Кузьма, да еще из людей небогатых: «Уже мужик нашу честь хочет взять на себя, а наша служба и радение ни во что будет».
Несмотря на то, что Пожарский отказался объединиться с казачьим войском, он дал Трубецкому в помощь по его просьбе пять дворянских конных сотен. За это боярин-воевода обязался оборонять Замоскворечье, где казаки соорудили два опорных пункта — острожка.
Едва ратники земского ополчения успели возвести свой острог и выкопать вокруг него ров, как князю Пожарскому донесли, что гетман Ходкевич выступил из Вязем (селение в 40 километрах по Смоленской дороге от Москвы). Хорошо организованная конная разведка не позволила польскому войску застать русских врасплох. Размещая свои отряды в столице, Пожарский все время «наблюдал» за действиями неприятеля, что позволило ему разгадать замысел полководца монарха Речи Посполитой.
Без внимания князя-воеводы не остались и засевшие за крепкими кремлевскими и Китайгородскими стенами полки Струся и Будилы. И в Белом городе, и в Замоскворечье были выставлены крепкие сторожи (сторожевые отряды), наблюдавшие за выходами из Кремля и Китай-города. Земское ополчение было готово отразить удар осажденного гарнизона в свой тыл.
Утром следующего дня — 21 августа — на заре коронная армия гетмана литовского Яна-Кароля Ходкевича подошла к Поклонной горе, в семи верстах от Москвы. К вечеру все королевское войско и запорожские казаки расположились здесь походным лагерем.
Ходкевич был опытным полководцем, сражавшимся ранее в Нидерландах в испанских войсках под знаменами герцога Альбы и против турок, одержавший до похода в Московию ряд побед, в том числе при Кирхгольме над шведским королем Карлом IX. Гетман пользовался большой известностью и славой в Европе, и поэтому выбор короля Сигизмунда III был не случаен.
Основу гетманского войска составляла конница: украинские казаки (запорожцы и «черкасы»), конные отряды польской шляхты и венгерская кавалерия, которая на то время считалась лучшей в Европе. Пехоты у Ходкевича было сравнительно немного, и состояла она из наемников: немцев, венгров, поляков и других искателей военной наживы. Личная дружина гетмана литовского состояла из двух тысяч воинов. Помимо ее он имел под своим командованием пять отрядов (полков) пехоты и конницу. Украинские казаки были отдельной частью королевской армии.
На те дни осажденный польский гарнизон насчитывал около 3 тысяч хорошо вооруженных, но истомленных недостатком провианта воинов. Общие силы неприятеля в битве под Москвой достигали свыше 15 тысяч человек.
Наемная королевская пехота (около 1 500 человек) и шляхетская конница имели неплохое вооружение: ружья, сабли, копья, стальные доспехи. Эти войска умели сражаться «регулярным правильным строем», то есть применять передовую воинскую тактику того времени. Так, тяжеловооруженные польские гусары мчались в атаку шеренгой, выставив вперед ряд длинных копий. Пехота тоже наступала стройными рядами.
Что касается народного ополчения, то оно было вооружено хуже, особенно ратники-крестьяне и посадские люди. Немногим лучше были экипированы казачьи отряды. Только очень немногие дворяне имели стальные доспехи. Часть служилых людей и казаков имели пищали.
Два передовых конных отряда земской рати Пожарского насчитывали 1 100 ратников. В главных силах ополчения, которые подошли к столице, находились пушкари «наряда» (количество орудий неизвестно), около тысячи стрельцов, до 1,5 тысячи казаков, 2—3 тысячи служилых дворян, вооруженных «даточных людей» и посадских людей.
Всего второе народное ополчение могло иметь 6—7 тысяч человек. Часть сил его несла гарнизонную службу по городам, прикрывала главные силы с севера от шведов, боролась с разбойными отрядами поляков и тушинцев, рыскавших в поисках военной добычи по стране. У князя Трубецкого в подмосковных «таборах» находилось примерно 2,5 тысячи казаков, которые в предыдущих боях не раз показывали свою низкую дисциплину и боеспособность. Следовательно, общая численность земских войск, собравшихся в Москве, не превышала 8—10 тысяч человек.
Положение русского войска осложнялось еще и тем, что в нем не было согласия — князь Дмитрий Пожарский не мог с полной уверенностью положиться на людей князя Дмитрия Трубецкого. А во время битвы в случае вылазки осажденных ополченцы могли оказаться между двух огней.
Приближение коронной армии в Кремле заметили дозорные на колокольне Ивана Великого. Осажденные возликовали: появилась надежда на скорое освобождение от осады, на избавление от угрозы голодной смерти. Струсь и Будила привели свои полки в боевую готовность. Лазутчики гетмана в тот же день сумели проникнуть за кремлевские стены и сообщить полковнику Николаю Струсю план Ходкевича на предстоящее сражение. Предполагалось, что, в то время как коронное войско атакует противника, осажденные должны выйти из-за крепостных стен и ударить в тыл русских.
Следовательно, войска польского короля имели не только более выгодное расположение, но и некоторое численное превосходство, которое, например, в коннице было очень заметно. Необходимо отметить и лучшее их вооружение, и большее число профессиональных воинов, опытных военачальников. Неслучайно пан Будила с издевкой писал князю Пожарскому: «Лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам своих людей».
Зато важным преимуществом земских ополченцев был высокий ратный дух людей-патриотов, сражавшихся за Отечество, за ее освобождение от иноземных захватчиков, за очищение первопрестольной столицы от поляков. Русские воины приносили присягу: «Стояти под Москвою и страдати всем... и битись до смерти».
Воины же гетмана, сознавая, что в разоренной Москве их ждет не самая богатая добыча, а ожесточенное сопротивление, не могли похвастаться энтузиазмом в своих рядах. За их спиной, в Варшаве, усиливалось недовольство королем Сигизмундом III, обещавшим быстрый успех и большие богатства покоренной Московии, а в действительности в ней завязшим. К тому же часть польского сейма выступала за поддержание добрососедских отношений с Русским государством.
Надо отдать должное князю Дмитрию Пожарскому — воевода русской рати правильно определил направление главного удара неприятеля. Гетман Ходкевич, как и предполагалось, решил прорваться в Кремль по Смоленской дороге через Арбатские и Чертольские ворота. Поэтому Пожарский навстречу ему, к Новодевичьему монастырю, заблаговременно выслал конницу. Пехота же изготовилась для боя на валу Стародума Деревянного города, засев там в окопах. Были усилены сторожи, наблюдавшие за западным фасом Кремлевской стены.
Казаки князя Трубецкого выступили из своих «таборов» к Крымскому двору, расположенному неподалеку от Калужских ворот, с целью преградить путь врагу в Замоскворечье. Посланные вечером Трубецкому пять конных сотен нижегородских ополченцев заняли позицию на правом берегу Москвы-реки южнее Крымского двора.
К утру 22 августа коронное войско Речи Посполитой перешло Москву-реку у Новодевичьего монастыря и изготовилось к бою. Свой удар гетман литовский Ян-Кароль Ходкевич наносил по левому флангу нижегородского ополчения у Чертольских ворот, то есть там, где воевода Пожарский расположил свои главные силы.
Битва под Москвой началась рано утром, в первом часу дня. (Часы дня в начале XVII века в России считались от восхода, а часы ночи — от захода солнца.) Имея значительное превосходство в коннице, Ходкевич бросил ее отряды против конных сотен русских, изготовившихся к бою в районе Девичьего поля. Польским тяжеловооруженным гусарам противостояли хуже вооруженные, но более подвижные русские всадники.
Бой сразу принял упорный характер. Противники попеременно теснили друг друга. Атаки проводились то одной, то другой стороной и долгое время не давали результата. Девичье поле не позволяло королевскому полководцу одновременно атаковать несколькими тысячами всадников.
Бой конницы продолжался семь часов. В конце концов, имея численное превосходство, польская конница стала теснить конные ополченческие сотни, и им пришлось отступить в направлении Чертольских ворот. Так в результате кровопролитных схваток неприятель подошел к Земляному валу.
Наступали критические часы большого сражения. Стремясь развить наметившийся успех, гетман Ходкевич ввел в дело наемную пехоту, то того помогавшую коннице частью сил. Наемники «правильным строем» пошли на штурм Земляного вала, на котором ополченцы с «огненным боем» засели в окопах.
Профессиональные наемники-ландскнехты, имевшие немалый военный опыт и сноровку, сбили ополченцев с вала, хотя и понесли при этом немалые потери в людях. Нижегородские ратники отступили в пределы Земляного города, где ожесточенный бой продолжился на улицах среди развалин московского пожарища.
Главный свой удар Ходкевич снова наносил по левому флангу русских войск, прижав их к берегу Москвы-реки. Воевода Пожарский, держа в своих руках нити управления земской ратью и видя, что сражение переместилось на городские улицы, приказал части ополченческой конницы спешиться. Это он сделал по двум соображениям. Во-первых, в Деревянном городе, где имелось много окопов, превратившихся в окопы для пищальников, и развалин сгоревших домов, превращавшихся в ходе уличных схваток в укрепления, конница не могла эффективно действовать и несла неоправданные потери. Во-вторых, спешивая конницу, князь Дмитрий Пожарский преследовал еще одну важную цель — он решил усилить свою пехоту, которая вела ближний бой. Из окопов его ратники старались нестройными залпами разить королевских наемников, а затем сходились врукопашную.
В разгар битвы, приближавшейся к стенам Белого города, полковник Струсь решился на удар в тыл ополчения, чтобы соединиться с гетманским войском. Но сторожевой отряд, который князь-воевода Пожарский заблаговременно выделил для защиты Чертольских ворот с тыла, отбил вылазку осажденных. В этом бою на глазах Кузьмы Минина погиб его любимый племянник Фотим Еремкин, показавший пример бесстрашия. С трудом отряду костромичей, которым предводительствовал ополченец-ремесленник Ремень, удалось загнать поляков обратно в Кремль.
Неудачно закончилась и вылазка осажденного польского гарнизона в районе Водяных ворот (около теперешнего Каменного моста). Несмотря на то, что со стен Кремля ополченцев обстреливали из пушек, они не только не отступили, но и захватили у неприятеля знамя. Много поляков было перебито, а остальным пришлось бежать за кремлевские стены. Так, сторожи нижегородского ополчения исполнили свою задачу в первый день битвы.
В то время как войско Пожарского вело с упорством тяжелый бой и очень нуждалось в помощи, князь Дмитрий Трубецкой со своими людьми бездействовал. Отряды «таборов» стояли на правом берегу Москвы-реки и спокойно наблюдали за ходом событий на противоположном речном берегу.
Королевские войска стали теснить отряды нижегородцев, грозя опрокинуть их в Москву-реку. Трубецкой, видя это, все не шел им на помощь. Некоторые казаки, обиженные тем, что ратники Пожарского отказались стать с ними в «таборах», язвили по такому поводу: «Богаты пришли из Ярославля, так сами одни отбивайтесь от гетмана».
Однако когда на глазах у казаков левый фланг земского ополчения оказался отрезанным, и гетманцы прижали его к берегу реки, на помощь своим, не ожидая приказа Трубецкого, бросились через Москву-реку те конные сотни, которые Пожарский передал своему союзнику. За ними последовали в бой со своими казачьими отрядами атаманы Афанасий Коломна, Дружина Романов, Филат Можаков и Михаил Козлов.
Перед выступлением атаманы заявили боярину Дмитрию Трубецкому, что «в вашей (к Пожарскому) нелюбви Московскому государству и ратным людям пагуба только чинится. Почему не помогаешь погибающим?».
Удар пяти свежих конных сотен нижегородцев и четырех казачьих отрядов во фланг наступающему неприятелю решил исход сражения 22 августа. Атакующий пыл коронного войска на том иссяк, и гетман литовский был вынужден прекратить штурм городских кварталов на пожарище, приказав играть сигнал отхода.
Войска Ходкевича, понеся за день большие потери в людях, отступили за Москву-реку на Воробьевы горы. Их урон убитыми составил больше тысяч человек. Еще больше оказалось раненых. Однако, несмотря на потери большей частью в коннице, гетман Ходкевич не терял надежды прорваться в Кремль и оказать помощь осажденному польскому гарнизону, то есть выполнить королевский приказ.
Теперь план полководца Сигизмунда III претерпел изменения. Он заключался в следующем: наступление возобновлялось уже через Замоскворечье (Ходкевич отметил бездействие и безынициативность Трубецкого). Одновременно новой вылазкой Струся задумывалось сковать действия ополчения Пожарского. Гетман видел, что со стороны Чертольских ворот трудно пробиться к Кремлю и доставить обоз с провиантом осажденным: русские хорошо укрепили Белый город для уличных боев. Ходкевич приказал частям коронной армии переместиться на другую сторону Москвы-реки, где русские не столь надежно для себя укрепились, имея там всего два наспех выстроенных острожка.
В ночь на 23 августа изменник дворянин Григорий Орлов, получивший от польского короля за донос на князя Пожарского документ на право владения его поместьем, провел через Замоскворечье 600 гайдуков (пехотинцев) полка Неверовского с небольшим обозом. Этот отряд незаметно прошел по правому речному берегу через плодовый государев сад (напротив Кремля), перебрался по бревенчатому Замоскворецкому мосту на другой берег. Так гайдуки пана Неверовского беспрепятственно проникли в Кремль, передав продовольствие осажденным полякам.
На обратном пути гайдуки, воспользовавшись беспечностью казаков князя Трубецкого, внезапным нападением захватили один из замоскворецких острожков и и укрепились там. Это был серьезный тактический успех гетманцев.
Весь день 23-го и ночь на 24 августа происходила, исключая небольшие стычки дозоров, перегруппировка сил противоборствующих сторон. Войско гетмана, готовясь прорваться к Кремлю через Замоскворечье с южной стороны, от Новодевичьего монастыря перешло к Донскому монастырю, расположившись там временным станом. Разгадав замысел соперника, Дмитрий Пожарский также провел перегруппировку своих сил.
Примерно треть земской рати (пехота, конница и две пушки) князь Пожарский переправил на правый речной берег. Здесь его ополченцы расположились так, чтобы вновь перекрыть пугь, по которому наступление неприятеля предвиделось более вероятным. И ошибки в таком воеводском предвидении не оказалось.
Оборонять Замоскворечье было значительно труднее, чем левобережье Москвы-реки. Вместо каменных стен Белого города здесь были лишь валы и рвы Деревянного города с остатками полусгоревшей и полуразрушенной стены из дерева да острожек на Пятницкой улице. Второй острожек теперь находился в руках гайдуков пана Неверовского. Надежной защитой ополченцам могли служить также ямы и бугры на месте выгоревших замоскворецких кварталов. В дополнение к ним «таборские» казаки вырыли здесь немало ям-окопов для людей с огнестрельным оружием.
Зная, что гетман вновь начнет сражение действиями своей многочисленной конницы, князь Пожарский расположил стрельцов во рву Земляного города, где были поставлены две пушки. Дворянские конные сотни выдвинулись вперед за Земляной вал с задачей принять на себя первый удар неприятеля.
К исходу 23 августа гетман литовский завершил перестроение коронного войска. Сам он лично начальствовал над левым флангом: там находилась личная дружина Ходкевича. В центре расположилась наемная венгерская пехота, немецкие ландскнехты, остатки полка Неверовского и запорожская конница атамана Заборовского. Правый фланг составили четыре тысячи украинских казаков — «черкасы» и запорожцы. Коронная армия продолжала сохранять общее превосходство в силах, несмотря на потери в первый день битвы под Москвой.
День 24 августа определил исход всего сражения. Длилось оно с рассвета до вечера и было крайне ожесточенным. Королевский полководец, продолжая иметь значительный перевес в коннице, вновь применил ее массированный удар. Поляки атаковали передовые конные сотни земского ополчения. Те, упорно сопротивляясь, сдерживали натиск превосходящих сил неприятеля.
К месту горячей схватки тысяч конников Ходкевич беспрестанно перебрасывал от Донского монастыря подкрепления. Он с большой настойчивостью стремился переломить в свою пользу ход битвы. Но, встретив самое упорное сопротивление русских ратников, гетман бросил в бой почти все свои наличные силы.
В течение нескольких часов ополченцы сдерживали беспрестанный натиск конницы противной стороны. Но к полудню они были вынуждены отступить. В конце концов, Ходкевичу удалось смять и «втоптать» некоторые отряды земской рати в Москву-реку. Венгерская пехота прорвалась у Серпуховских ворот. Атакующие оттеснили ополченцев и казаков к валу Земляного города.
Однако осуществить полный разгром противника полководцу короля Сигизмунда III во второй день битвы так и не удалось. Причиной, в частности, стало то, что князь-воевода Дмитрий Пожарский лично возглавил один из полков нижегородского ополчения, сумев в критические минуты сдержать натиск врага.
Минуты действительно были критические. Узнав об отступлении казачьих отрядов Трубецкого, оголивших левый фланг земского войска, гетман приказал усилить атакующие действия: он стремился прижать как можно больше отрядов противника к берегу Москвы-реки. Одновременно Ходкевич, торопивший ход событий, начал вводить в черту Москвы обоз с продовольствием (400 возов) для осажденного польского гарнизона.
Теперь опасность прорыва коронного войска к Кремлю стала реальной. Захватив инициативу в свои руки, гетман литовский приказал наемной пехоте и спешившимся запорожцам начать штурм укреплений Земляного города. Здесь стойко оборонявшиеся ополченцы вели огонь из пищалей, луков и пушек.
Ожесточенный бой за Земляной вал длился пять часов. Все же ополченцам пришлось оставить его и отступить дальше на городское пожарище. В стане второго земского ополчения и казачьих «таборах» началось замешательство, которое воеводам и атаману подавить удалось не сразу.
Большая часть оттесненных с Земляного вала ополченцев залегла среди полусожженных городских развалин и укрепилась среди них, как могла, в ожидании новых атак гетманцев. Отступившие конные сотни земской рати в это время уже находились на левом берегу Москвы-реки. В уличных схватках продвижение войск Ходкевича заметно замедлилось. Маневренность их сковывал огромный обоз, преждевременно введенный гетманом на отвоеванную часть Замоскворечья.
До Кремля оставалось рукой подать. Польский обоз с продовольствием уже дошел до церкви Святой Екатерины и расположился в конце Ордынки. Но коронное войско было уже утомлено постоянными ожесточенными схватками и упорным сопротивлением русских ратников.
Однако гетманцам так и не удалось закрепиться на ближних подступах к Кремлю. Заняв острожек и церковь Святого Климента, поляки водрузили над православным храмом свое знамя. Вид его на церкви возмутил отступивших было от острожка казаков и привел их в ярость. Получив подкрепление, они самым решительным образом ринулись в контратаку.
Впереди шел знаменосец Михаил Константинов, воодушевляя товарищей личным примером бесстрашия. Он пал, сраженный пулями, но его смерть только подхлестнула казаков. Они приступом отбили Климентьевский острожек и храм Божий. В том бою казакам помогали москвичи — и не только взрослые мужчины, но и женщины, дети, готовые во всем помочь ополченцам.
Бой за острожек и церковь Святого Климента был кровопролитным. В этой схватке неприятель потерял убитыми 700 человек. Преследуя по Пятницкой улице уцелевших солдат Ходкевича, казаки и ополченцы с налета ворвались во второй острожек. Здесь засело около тысячи гетманцев, половину которых составляли гайдуки пана Неверовского. В ходе боя половине из них удалось спастись бегством по Москворецкому мосту в Кремль.
Таким образом, значительная часть Замоскворечья оказалась очищенной от врага. Так продолжение битвы под Москвой в первой половине дня 24 августа завершилось поражением королевской рати, пытавшейся прорваться в Кремль.
К полудню наступление войска гетмана литовского захлебнулось. Физические и моральные силы его иссякли. Потери Ходкевича и 22, и в первую половину 24 августа оказались огромны, особенно в наемной пехоте, которой у него и так имелось мало. Но и Пожарский понес немалый урон в людях. Да и к тому же силы ополченцев были расколоты.
Отбитие Климентьевского острожка означало, что Ходкевич так и не смог сломить стойкость сопротивления русских и закрепить свой утренний успех. Однако положение для тех оставалось сложным, а для противоборствующих сторон — неясным. Казаки «таборов» после своей героической атаки «заволновались». Они укоряли дворян-ополченцев в их богатстве, сравнивая с собой, и стали покидать поле боя под крики: «Что ж это? Дворяне да дети боярские только смотрят на нас, как мы бьемся да кровь за них проливаем, а мы и голы, и босы, и холодны. Не хотим за них биться!».
В сражении наступила короткая пауза. Гетман Ходкевич начал приводить в порядок потрепанные полки и отряды, не отказавшись при этом от своей цели — разгромить русских и прорваться в Кремль. То есть выполнить волю польского монарха.
Отступление защищавшихся ополченцев-нижегородцев к Москве-реке еще не означало их поражения. Активный оборонительный бой и контратаки истощили наступавшего неприятеля. В этом немалую роль сыграли пешие ратники, засевшие по ямам и рытвинам Замоскворечья и ведшие огневой бой. Отдельные неудачи в действиях земских ратников и казаков «таборов» не повлияли на исход битвы в целом. Но возможность победы в ней надо было и видеть, и уметь ее реализовать.
Именно в этом проявился полководческий талант и решимость Дмитрия Михайловича Пожарского. Он вместе с Кузьмой Мининым и воеводами решил воспользоваться передышкой в действиях королевского войска, организовать общую контратаку и вырвать победу. Началась, насколько это было возможно скрытно, перегруппировка сил земского ополчения. Прежде всего требовалось вернуть на поле битвы отряды князя Трубецкого, ушедшие в свой «табор». Пожарский и Минин обратились за помощью к келарю Троице-Сергиевой лавры Авраамию Палицыну, который являлся посредником между «таборами» и нижегородским ополчением. Князь-воевода и «выборный человек всею землею» уговорили его пойти к казакам и вновь поднять их на бой. Есть сведения, что в этих переговорах участвовал и Кузьма Минин.
Троицкий келарь блестяще справился с непростой задачей оказать моральное воздействие на недовольных казаков. Авраамий Палицын призвал их во имя спасения Отечества («отчины») и православной веры напрячь все силы и пойти вместе с земцами в новый бой за правое дело. «Храбрые, славные казаки, — говорил он им, — от вас началось доброе дело; вам вся слава и честь, вы первые перетерпели и голод, и холод, и наготу, и раны. Слава о вашей храбрости гремит в далеких землях, на вас вся надежда. Неужели, милые братцы, вы погубите все дело!».
Под эти слова старца Авраамия Палицына рассыпавшиеся было казачьи отряды собирали воедино колокольным звоном.
Умные речи Палицына и Минина имели для победного дела желаемый успех. Большинство казаков сразу же потребовали от князя Дмитрия Трубецкого переправить все казачье войско через реку в Замоскворечье, заявляя: «Пойдем и не воротимся назад, пока не истребим вконец врагов».
«Таборское» войско повернуло назад на «ляхов» и, соединившись со стойко сражавшимися ополченцами-земцами, они восстановили оборонительную линию. Пешие ратники, засевшие в ямах и «крапивах» Замоскворечья, надежно перекрыли путь врагу к Кремлю. Вечерело, а исход боя 24 августа для сторон все еще был не ясен.
К этому времени князь Дмитрий Пожарский с Кузьмой Мининым смогли привести в прежний порядок отступившие конные сотни ополчения, собрав их против Крымского двора. Как только казаки заняли брошенные позиции в Замоскворечье, у Пожарского появилась возможность перейти в общее наступление. Сигналом для него и послужила стремительная атака под водительством Минина, который в самые ответственные минуты сражения отважно взял инициативу на себя. К вечеру, в час затишья воевода Пожарский главные силы земской рати сумел сосредоточить на правом берегу Москвы-реки в районе плодовых государевых садов. Это была преимущественно спешившаяся конница.
Часы весов в пользу русского оружия склонили решительные действия «выборного человека всею землею». Он обратился к Пожарскому с просьбой дать ему людей, чтобы ударить по врагу. Тот сказал: «Бери, кого хочешь». Кузьма Минин взял из резервных отрядов ополчения, что стояли у Остоженки, три сотни конных дворян. Они не погнушались встать под начальство простого посадского человека, настолько любовь его к Отечеству вдохновляла всех ратников.
Пожарский решил, что этих сил может оказаться мало. В помощь дворянским конным сотням он выделил еще отряд ротмистра Хмелевского — литовского перебежчика, личного врага одного из польских магнатов. Этих сил и хватило Кузьме Минину, чтобы переломить ход двухдневной битвы под Москвой.
В сумерках небольшой отряд Минина незаметно переправился через Москву-реку для нанесения удара с левого берега во фланг королевскому войску. Это был очень смелый замысел, так как воевода Пожарский уже осознавал, что гетман ввел в бой все (или почти все) свои резервы и что в районе Крымского двора им выставлен лишь небольшой заслон из двух рот — пешей и конной.
Атака оказалась настолько внезапной, что польские роты не успели даже принять боя и, преследуемые, обратились в бегство к своему походному лагерю, сея кругом панику. Это и стало переломным моментом в сражении.
Воспользовавшись замешательством в рядах королевского войска, пешие ополченцы по воле князя Дмитрия Пожарского тотчас покинули свои укрепления на пожарище и устремились в контратаку. Ратники, поддержанные конницей, решительно «пошли натиском» вперед к гетманскому стану. Удар главных сил нижегородского ополчения по левому флангу неприятеля был нанесен сокрушающий.
Одновременно с атакой Пожарского в охват правого фланга войска гетмана литовского пошли казаки Трубецкого. Все источники отмечают крупные силы русских, участвовавших в общей контратаке, их энергичные и одновременные действия. Так, пан Будила в своем дневнике отметил: «Русские... всею силою стали налегать на табор гетмана...»
Ратники двух земских ополчений (первого и нижегородского) развернутым фронтом продвигались вперед и метко разили тех, кто пытался оказать им сопротивление. Коронная армия не выдержала столь решительного и яростного удара и побежала. Деревянный город вновь оказался в руках ополченцев.
Последовал крах всех планов полководца монарха Речи Посполитой. Огромный обоз с продовольствием для осажденного польского гарнизона, стоявший в районе Ордынки, был окружен, а его защитники перебиты: «казаки отрезали у них (поляков обоз) и потащили к себе четыреста возов с запасами». В руки победителей попали вражеские знамена и пушки, шатры «с припасами» и много брошенного при бегстве оружия.
В результате общей дружной контратаки гетманцы были опрокинуты. Видя угрозу полного разгрома, Ходкевич стал спешно отводить свое войско из района Земляного вала. Его поражение довершила русская конница, которую Пожарский и Трубецкой бросили на преследование бежавшего неприятеля. Конных ополченцев пешие ратники поддержали огнем из пушек и пищалей.
При бегстве с поля брани гетман Ходкевич потерял до 500 человек только убитыми. Много его людей оказалось взятыми в плен преследователями. О сопротивлении беглецы и их начальники не помышляли.
Понеся большие потери, гетманские полки и отряды в беспорядке отступили к Донскому монастырю, где простояли «в страхе всю ночь». Оттуда Ходкевич ушел к Воробьевым горам. Королевское войско было окончательно обескровлено и потеряло волю к продолжению борьбы за столицу Московии. Кроме того, оно лишилось обоза в 400 возов с продовольствием для осажденного польского гарнизона.
Ополченцы хотели и дальше преследовать разбитого врага, но воеводы проявили осторожность и сдержали наиболее горячие головы, заявив, что «не бывает на один день две радости». Да и к тому же битва истомила русских воинов не меньше, чем «королевских людей».
Для устрашения отступающего в панике неприятеля стрельцам, казакам и пушкарям было приказано вести беспрерывную стрельбу. Два часа они палили вслед гетманцам так, что, по словам летописца, «не было слышно, кто что говорил».
На рассвете 25 сентября гетман литовский Ян-Кароль Ходкевич, большая надежда польской короны, со своим заметно поредевшим войском «с великим срамом побежал» от Воробьевых гор к Можайску и далее через Вязьму в пределы Речи Посполитой. В пути его войско заметно поредело: первыми ушли к себе казаки-«черкасы» и запорожцы. То, что они обнажили свое оружие против людей православных, гнетуще повлияло на их умонастроения.
К Смоленску, захваченному поляками, Ходкевич подошел всего с четырьмя сотнями конников. Это было все, что осталось под его знаменем от коронного войска. С ужасом наблюдали с кремлевских стен уход несостоявшихся спасителей осажденные поляки. «О, как нам горько было, — вспоминал один из осажденных, — смотреть, как гетман отходит, оставляя нас на голодную смерть, а неприятель окружил нас со всех сторон, как лев, разинувши пасть, чтобы нас проглотить, и, наконец, отнял у нас реку».
Так завершилось двухдневное сражение — 22 и 24 августа 1612 года — под Москвой, увенчавшееся полной победой народного ополчения над хорошо вооруженными и превосходящими в силах войсками короля Речи Посполитой Сигизмунда III. Не помогло польскому монарху даже то, что во главе коронной армии он поставил одного из самых прославленных полководцев Европы того времени.
Победа над врагом в боях на подступах к Московскому Кремлю была достигнута прежде всего благодаря высокой моральной стойкости земской рати. Воодушевленные любовью к родной земле, ополченцы проявили в битве за первопрестольную столицу изумительную отвагу, стойкость, крепкую спаянность — качества, искони присущие русскому воинству. Предводители народного ополчения — князь-воевода Дмитрий Пожарский и «выборный человек всею землею» Кузьма Минин — показали способность руководить полками, не терялись в сложной обстановке, обладали полководческим предвидением действий неприятеля и были способны проявлять разумную инициативу на поле брани. Более того, в сражении они показали личную храбрость и мужество.
Успех в сражении 22 и 24 августа предопределил судьбу московского польского гарнизона, осажденного в стенах Кремля и Китай-города. Однако на капитуляцию полковники Струсь и Будила не соглашались. Во-первых, они не теряли надежду на своего короля. Во-вторых, иноземцев-захватчиков страшила ответственность за злодеяния, которые они творили на Русской земле, за сожжение Москвы. Осада продолжалась. В конце сентября 1612 года нижегородское ополчение объединилось с подмосковными казачьими «таборами» в единое войско. Был создан и единый правительственный орган — Совет всей земли. Все грамоты в обязательном порядке подписывались князьями Дмитрием Пожарским и Дмитрием Трубецким. Имя последнего стояло на первом месте в силу знатности рода Трубецких, так как Пожарские являлись князьями «худородными». 15 сентября «кремлевским сидельцам» посылается предложение о безоговорочной сдаче на почетных условиях. В письме князя-воеводы Дмитрия Пожарского говорилось: «Ваш гетман далеко: он ушел в Смоленск и к вам не воротится скоро, а вы пропадете с голоду. Королю вашему не до вас теперь: на ваши границы турок напал, да и в государстве вашем нестроение. Не губите напрасно душ своих за неправду вашего короля. Сдавайтесь! Кто из вас хочет служить у нас, мы тому жалованье положим по его достоинству, а кто захочет в свою землю идти, так отпустим, да еще и подмогу (на обратный путь) дадим...»
Паны Струсь и Будила ответили высокомерно: они предложили князю-воеводе Пожарскому распустить свое войско по домам: «Пусть мужик вернется к сохе, поп — к церкви, купец — на свой торг». Заносчивый полковник Николай Струсь писал ему «бранными словами»: «Вы, москвитяне, самый подлейший в свете народ, похожи на сурков: только в ямах умеете прятаться; а мы такие храбрецы, что вам никогда не одолеть нас. Мы не закрываем перед вами стен, берите их, коли вам надобно. Вот король придет, так он покарает вас, а тебя, архибунтовщик Пожарский, паче всех...».
К тому времени стало известно, что король Сигизмунд III собирает крупные силы для нового похода на Москву. Пожарский стал принимать меры на такой случай. В районе Замоскворечья были проведены большие земляные работы, восстановлены разрушенные в ходе боев острожки. Берега Москвы-реки у Кремля обнесли тыном («заплели плетень в две стены») с земляной насыпью, на которой расставили пушки с таким расчетом, чтобы они могли вести огонь как по неприятелю, наступавшему с тыла, так и по «кремлевским сидельцам» в случае их вылазки.
Но это были еще не все фортификационные работы. Ополченцы выкопали неподалеку от Кремля глубокий ров, укрепили его, поставили у Пушечного двора батарею орудий крупных калибров и повели обстрел Кремля.
Осторожный и предусмотрительный воевода Пожарский лично наблюдал за тем, как ведутся осадные работы. Результатом «крепкой» осады явилось то, что стало невозможным доставлять осажденным провиант хотя бы эпизодически, как это делалось прежде. В стане осажденных поляков начался голод. Поляки съели всю живность: лошадей, собак, кошек, варили кожаные переплеты книг, пошла в ход и трава.
Чтобы сократить число едоков, польское командование выпустило из Кремля бояр-изменников, сидевших с ними в осаде, с семьями, предварительно ограбив их. Среди них были глава Семибоярщины князь Мстиславский, жена Филарета Романова (сам он находился в заточении в Польше) с сыном Михаилом, будущим русским царем, основателем династии Романовых.
22 октября, когда начались переговоры о сдаче, на штурм Китай-города пошли казаки, не желавшие никаких уступок полякам. Много шляхтичей было перебито, оставшаяся часть бежала в Кремль. После этого события дни осажденного гарнизона были уже сочтены: король Речи Посполитой запаздывал подать ему еще раз помощь. Королевская казна была пуста, и потому вербовка наемников «шла туго».
Убедившись в бесполезности дальнейшего сопротивления, командование польского гарнизона на этот раз уже не прерывало переговоры о сдаче. 26 октября поляки согласились, как сегодня говорят, на безоговорочную капитуляцию. Договор был подписан и скреплен сторонами крестным целованием.
В договоре говорилось, что королевским людям будет сохранена жизнь при условии, если они сдадут в русскую казну имевшиеся у них государственные ценности, в том числе царские регалии — короны и прочее, что было разграблено поляками в Кремле. Условие это было поставлено перед ними жёстко.
На следующий день, 27 октября, началась сдача осажденного гарнизона. Полк Струся, вышедший из Кремля в лагерь князя Трубецкого, вопреки договору был почти полностью истреблен казаками, среди которых оказалось много беглых крестьян и холопов из мест, подвергшихся во время польской интервенции разорению и опустошению.
В полку Будилы, сдавшемуся князю Пожарскому, также имелись убитые, но в значительно меньшем количестве. Здесь воеводе удалось сдержать праведный гнев своих ратников. Перед этим он, когда принимали бояр с семьями, изгнанных из Кремля, не допустил кровопролития, заставив прибывших с оружием в руках «таборских» казаков вернуться в свой лагерь.
Королевские люди, сложившие оружие и ставшие военнопленными, были разосланы по различным городам. Там они находились под стражей до начала обмена пленными с польской стороной.
В тот же день, 27 октября 1612 года, освободители Москвы вступили в опустошенный и оскверненный чужеземными захватчиками Кремль с его православными святынями. Всюду были расставлены караулы: к воротам, пороховым погребам, храмам, артиллерии... Через несколько дней, в воскресенье, 1 ноября утром на Красной площади, у Лобного места, под приветственные крики москвичей сошлись нижегородское ополчение и казачество. После благодарственного молебна открылось торжественное шествие в Кремль. Второе земское ополчение, во главе которого ехали Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин, под звон колоколов и пушечный залп, двинулось от Арбата к Фроловским (Спасским) воротам Кремля. Впереди несли опущенные к земле польские знамена, отбитые в августовской битве у гетмана Ходкевича.
В это же время казаки подмосковных «таборов» (остатки первого земского ополчения) во главе с боярином князем Дмитрием Трубецким торжественно вступили в Кремль через Боровицкие и Троицкие ворота.
Москвичи и ратники праздновали победу, которая в отечественной истории стала знаковой.
После взятия Москвы Пожарский своей грамотой созвал представителей от городов для избрания царя. В январе 1613 года выборные съехались на многолюдный Земский собор, где назвали новым государем Михаила Фёдоровича Романова.
Очищение стольного града Москвы от польских завоевателей стало только началом очищения Русского государства от польских и шведских интервентов в годину Смуты. В руках короля Речи Посполитой находилась крупнейшая крепость России город Смоленск, Смоленщина, другие западные области. В руках шведов оказались древний Новгород и Новгородщина. Банды поляков, литовцев, просто разбойников бесчинствовали на западе и севере Руси. То есть до полного освобождения страны было еще далеко. Но исход битвы за независимость страны был уже предрешён. Освобождение Москвы положило конец междоусобице и распрям. Началось возрождение Отечества, становление великой и суверенной державы. Сам народ отстоял российскую государственность, проявив высочайшую ответственность и гражданское мужество, готовность к самопожертвованию.
Соратники в служении любимому Отечеству князь-воевода Дмитрий Пожарский и нижегородский купец Кузьма Минин навечно остались в памяти народной. Имена их в истории России неразделимы. Дань их светлой памяти нашла выражение прежде всего в памятниках, которые стали украшениями Москвы, Нижнего Новгорода и многих других городов, сопричастных к далеким событиям 1612 года. Памятник выборному всею землею человеку нижегородцу Кузьме Минину и воеводе князю Дмитрию Пожарскому, воздвигнутый на Красной площади в Москве, — один из самых известных исторических монументов России. Он был сооружен на собранные по всему государству народные деньги. Первоначально предполагалось установить его в Нижнем Новгороде, откуда в конце февраля 1612 года на освобождение от поляков первопрестольной столицы выступило второе земское ополчение. Однако, по предложению автора редкого по красоте памятника — талантливого скульптора и архитектора Ивана Петровича Мартоса, было решено установить памятник в Москве. В ней по проекту архитектора О.И. Бове в 1813—1816 годах (сразу после изгнания из российских пределов Великой армии императора французов Наполеона) создавался новый парадный ансамбль Красной площади. Эти работы шли одновременно с восстановлением взорванных по приказу Бонапарта части башен и стен Московского Кремля.
Отливку памятника в металле производили в мастерской Российской Академии художеств. Сложнейшую работу исполнил опытнейший мастер литейных дел В.П. Екимов. Пьедестал монумента был выполнен из финского гранита по проекту архитектора А.И. Мельникова.
Бронзовый монумент изображает Кузьму Минина, который поддерживает израненного князя Дмитрия Пожарского и призывно показывает ему рукой на Московский Кремль. На великолепном пьедестале памятника высечена надпись: «Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россия. Лета 1818». Этот памятник как бы увековечивает память тысяч безвестных героев, погибших в борьбе с иноземными захватчиками в Смутное время. Память эта для россиян священна.
«…Они всем жертвовали ей (Родине): имением, жизнию, кровию. Когда Отечество их находилось на краю пропасти, когда поляки овладели матушкой-Москвой, когда вероломный король их брал города русские — они одни решились спасти ее, одни вспомнили, что в их жилах текла кровь русская. В сии священные минуты забыли все выгоды честолюбия, все расчеты подлой корысти — и спасли погибающую Отчизну. Быть может, время сокрушит эту бронзу, но священные имена их не исчезнут в океане вечности. Поэт сохранит оные в вдохновенных песнях своих, скульптор в произведениях волшебного резца своего. Имена их бессмертны, как дела их. Они всегда будут воспламенять любовь к Родине в сердцах своих потомков. Завидный удел! Счастливая участь!» - писал в 1829 году Виссарион Григорьевич Белинский
В сентябре 1931 года в связи с реконструкцией Красной площади монумент перенесли от Верхних торговых рядов к Покровскому собору, где он стоит и поныне.
Памятник, посвященный событиям 1612 года, стал не единственным в Москве. Князь-воевода Дмитрий Михайлович Пожарский, человек лично не богатый, стал первым человеком, позаботившимся об увековечивании величайшего подвига своих соратников по народному ополчению. Пожарский за свой счет в 1620—1630 годах, в годы царствования первого из династии Романовых — самодержца Михаила Федоровича, строил на столичной Красной площади Казанский собор. Такое название красивейшему православному храму дал и неслучайно. Он получил его в честь чудотворной Казанской иконы Божьей Матери, сопровождавшей русские войска в битвах с польскими завоевателями. Перед боем икона проносилась перед полками, и ратники обнажали перед ней свои головы. Особо почитаемая в православном мире икона была торжественно внесена земскими ополченцами в оскверненный иноземцами Московский Кремль в день его освобождения, то есть 5 ноября 1612 года.
Казанский собор три столетия украшал собой Москву. В 1930 году храм был закрыт для богослужения. В 1936 году собор снесли (разобрали), как «каменное строение, не имеющее художественной ценности». Однако историческая справедливость восторжествовала в 1993 году, когда собор был восстановлен на прежнем месте, на Красной площади.
Примечательно, что Казанский собор не единственный, сооруженный князем Д.М. Пожарским на московской земле в честь освобождения первопрестольной столицы от польских интервентов. Прославленным воеводой в селе Медведково под Москвой (ныне в черте города), на месте последней стоянки нижегородского ополчения перед вступлением в сожженный «ворогами» город, была построена церковь Покрова. Она возводилась с 1634 по 1640 год в память победы над иноземными завоевателями в августовской битве 1612 года.
Подвиг гражданина Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского, совершенный ради освобождения Москвы, побудил будущих ревнителей отечественной истории поставить не один памятник руководителям народной рати. Разумеется, что больше всего таких памятников ныне стоит на нижегородской земле, в самом Нижнем Новгороде, который в советское время носил название город Горький. Здесь мемориальным центром стал старинный Нижегородский кремль, храмы, крепостные башни и стены которого стали молчаливыми свидетелями зарождения народного подвига, видевшие земскую рать и слышавшие призывные речи «молодшего» купца и земского старосты Минина и воеводы князя Пожарского, не излечившего еще раны, полученные в ходе восстания москвичей против поляков.
Великий патриот нашего Отечества Кузьма Захарьевич Минин, скончавшийся в 1616 году, был погребен в родном городе на территории кремля. Его имя и дела в Русском царстве забыты не были: в 1672 году по особому государеву указу прах гражданина Минина был перенесен на почетное место — внутрь кремлевского Спасского собора.
Первый всероссийский император Петр I Великий, в 1722 году посетивший Нижний Новгород, отдал дань светлой памяти «выборного человека всею землею». Посетив его могилу, великий монарх-преобразователь повелел выбить на надгробии надпись: «Здесь лежит освободитель России».
В 1834 году захоронение со всеми подобающими такому событию почестями было перенесено из старого разрушившегося временем в новый Спасский собор
В год 350-летия народного ополчения, 25 ноября 1962 года прах великого помыслами и делами нижегородца был заключен в новую гробницу в помещении отреставрированного собора Михаила Архангела. Надгробие находится в северо-западном углу собора. На плите надпись: «Кузьма Минин скончался в 1616 г.» У надгробия — копии знамен Нижегородского земского ополчения, под сенью которых оно выступило за освобождение Москвы от захватчиков, пришедших на русскую землю из Речи Посполитой.
Почтили нижегородцы и память боевого соратника Кузьмы Минина — князя-воеводы Дмитрия Пожарского. Памятник организаторам и предводителям народного ополчения, освободившим столицу Российского государства, был торжественно открыт на территории Нижегородского кремля 27 августа 1828 года. Но время не сохранило его для потомков.
Такая же участь постигла и другой памятник К.З. Минину и Д.М. Пожарскому — бетонный памятник-обелиск. Он был выполнен скульптором А.И. Колобовым в ходе Великой Отечественной войны 1941 — 1945 годов, в переломном 1943 году, и установлен в сквере на Советской площади города Горького.
Третий по счету памятник национальным героям нашего Отечества был торжественно открыт на территории Нижегородского кремля 4 ноября 2005 года. Он является точной копией памятника Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому на Красной площади в Москве. Это стало восстановлением исторической справедливости, поскольку первоначально произведение И.П. Мартоса предназначалось для установки в городе на Волге.
Этот памятник был установлен у церкви Иоанна Предтечи, наиболее вероятном месте, где прозвучал пламенный призыв земского старосты Кузьмы Минина взяться за оружие, чтобы освободить от иноземных захватчиков Москву и Отечество. Монумент установлен у кремлевской Ивановской башни, через ворота которой нижегородское ополчение выступило в освободительный поход.
Церемония открытия памятника прошла при большом стечении горожан и гостей Нижнего Новгорода и стала для города подлинным торжеством. Памятник, один из самых известных символов российской столицы, был освящен Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II.
...Историческая память народная вечна. Славные имена руководителей народного освободительного движения в лютую годину Смуты — нижегородского земского старосты Кузьмы Минина и князя-воеводы Дмитрия Пожарского, показавших образцы горячей любви к Отечеству и мужественной решимости защищать государство Российское, живут ныне и будут жить вечно в благодарной памяти народа.
Рекомендуемая литература:
Содержание архива: